Новое поколение афганских художников Кабульский художественный проект

Мир искусства в Афганистане переживает период возрождения после изгнания талибов в 2001 году. Сегодня многие молодые представители этого мира размышляют о произошедшем в Афганистане за последние десятилетия и о вызовах, с которыми сталкивается страна сегодня. При этом им по‑прежнему приходится преодолевать широко распространенное недоверие к проявлениям художественного самовыражения, особенно когда речь идет о самовыражении женщин.

"Места проведения публичных выставок произведений критического искусства ограничиваются, главным образом, иностранными учреждениями, такими, как Французский институт, или Институт им. Гёте", – говорит Кристина Хальман, иллюстратор и графический дизайнер из Кёльна (Германия). Два года назад она инициировала "Кабульский художественный проект", цель которого – поддержать 11 кабульских художников. Фактически это интернет-площадка, позволяющая им налаживать контакты со СМИ, коллекционерами, галереями и любителями искусства. Кроме того, эта группа проводит выставки, последняя из которых состоялась осенью 2015 года в Пентиктоне (Канада). "Это была крупнейшая выставка современного афганского искусства из всех когда‑либо организовывавшихся за пределами Афганистана", – говорит Хальман.

За прошедшее время к Кабульскому художественному проекту присоединились 26 художников. Трое из них – мужчина и две женщины – рассказали о своих творческих устремлениях и проблемах.

Автор идеи, ее проработчик и интервьюер – Наталья Гурова, стажер в Отделе по коммуникации и связям со СМИ Секретариата ОБСЕ.

Хамед Хасссанзаде

Родился в Кабуле в 1987 году

"Requiem" ©Hamed Hassanzada, with artist.

Ранние годы моей жизни пришлись на самый разгар гражданской войны и сопровождались звуками взрывов и артиллерийского огня; каждый день я был свидетелем хаоса и бесчинств. Рисовать я начал в возрасте 7–8 лет. Когда мне исполнилось 10, моя семья была вынуждена эмигрировать. Позднее я вернулся в Кабул, надеясь, что мировое сообщество восстановило мир в Афганистане. Но, к сожалению, ужасы войны обрушились на меня даже с еще большей силой. Война буквально ворвалась в город, улицы и аллеи которого превратились в поле боя. Несмотря ни на что, я помогал молодым художникам, организуя художественные курсы, выставки и семинары. Несколько раз мне едва удалось избежать гибели, а мои картины насытились горькими, черными тонами.

Сегодня я уже не верю в абстрактное искусство. Для меня теперь важна форма, она – моя связь с миром. Я переживаю за людей, за народ Афганистана, и именно они – герои моих картин. Мне представляется, что афганцы ведут внутреннюю борьбу сами с собой, оказавшись как бы в ловушке между традициями и современностью. Они хотят освободиться, но на данный момент у них нет такой возможности. В своем творчестве я ищу способы отобразить эту борьбу. На одной картине у меня изображены четыре человека, чьи лица спрятаны за масками; эти маски, возможно, символизируют традицию, за которой скрывается модернизм, – как бы две разные ипостасти одной личности.

Для Афганистана важно стать единой нацией, однако сегодня мы пока таковой не являемся. Мы разделены на разные группы, – таджики, пуштуны, узбеки, хазары – которые не приемлют друг друга. Искусству нет дела до национальной принадлежности, его предмет – глубинные чувства, и оно может стать надежным мостом, объединяющим людей. Среди моих друзей много представителей самых разных национальностей. Мы вместе занимаемся искусством, дискутируем, организуем кафе и галереи.

Дружба важнее политики. Афганский народ очень беден. Однако страна богата талантами и минеральными ресурсами – газом, нефтью и драгоценными камнями. Но люди лишены возможности пользоваться этими благами и постоянно подвергаются издевательствам со стороны главарей вооруженных формирований. Они трудятся не покладая рук, так что не удивительно, что у них нет ни времени, ни денег на изобразительное искусство. Для них важней музыка: они приглашают народных музыкантов на свои свадьбы и вечеринки, чтобы немного расслабиться. Но что касается картин и скульптур, то они боятся. Когда они приходят в мечети, духовные лидеры говорят им, что создание портретов и скульптур не вписывается в категорию "халяль" (допустимое канонами). И большинство из них следует таким запретам. Тем не менее все‑таки находятся такие, кто проявляет интерес и посещает выставки и галереи.

В Афганистане зарождается нечто новое, и я надеюсь, что скоро мы увидим эту перемену. Такие как я – художники, поэты, актеры, кинорежиссеры – напряженно трудятся, не получая никакой поддержки от правительства или согражан и делая то, во что верят. Я преподаю в кабульском Центре современного искусства. Мои студенты – мотивированные люди, тянущиеся к знаниям об истории искусства, об экспериментальной живописи, графике и скульптуре. Их волнует искусство. Они молоды, так что нам надо набраться терпения.

Малина Сулиман

Родилась в Кандагаре в 1990 году

По большей части мое творчество носит политически ориентированный характер. Я пытаюсь пробудить людей к борьбе за их собственные права. В Кандагаре и Кабуле я создавала граффити, картины и скульптуры, посвященные темам прав человека, прав женщин, государственной политики и коррупции. Сейчас я учусь в Нидерландах и много работаю в жанре перформанса. Мой последний перформанс, демонстрировавшийся в одном из музеев, был на тему о соглашениях Афганистана с Россией и Великобританией, касающихся границ, так называемой линии Дюранда, то есть о том, как использовались искусственные границы для раздела моей страны. Некоторые из моих произведений носят глубоко концептуальный характер. "Что такое идентичность, что она на самом деле означает? Что думает одна страна о другой?" – таковы вопросы, которые я ставлю.

Быть сегодня художником не просто. Особенно в Афганистане. А если вы женщина, то вдвойне трудней. Афганцы полагают, что женщина должна сидеть дома. Даже мужчинам сложно добиться того, чтобы их собственные семьи приняли их как художников.

Я исповедую ислам, но при этом пытаюсь совместить свое творчество с религией. Скульптуры и портретные изображения не разрешаются. Тем не менее, есть исключения: правительство использует фотографии в паспортах. Когда я леплю скульптуру, посвященную теме прав человека, я не воспринимаю ее как какого‑то идола. Для меня это способ объяснить людям ситуацию, которую им хотелось бы не замечать. Иногда визуальные образы могут дойти до аудитории быстрее, чем долгие дискуссии. Конечно, если я ваяю скульптуру обнаженной женщины, то выставить ее где‑либо будет практически невозможно. Но если она лишь отдаленно напоминает женщину, то это позволяет избежать прямого конфликта с религией.

Живя в Нидерландах, я вижу Афганистан в ином ракурсе. Мне бы очень хотелось вернуться и наладить творческие обмены между этими двумя странами. Мне очень хотелось бы побудить афганских женщин к созданию сообществ взаимопомощи, с тем чтобы не только мое собственное будущее, но и будущее Афганистана представлялось мне счастливым.

Афганцам необходимо быть в курсе того, что происходит в других странах, причем не только в сфере политики, но и в повседневной жизни. Один из моих проектов был посвящен теме людских чаяний, сравнению того, о чем мечтают афганцы, с мечтами европейцев. Афганцы, как выяснилось, жаждут свободы, мира и безопасности. Европейцы же мечтают о других вещах, как, например, чаще встречаться с детьми за общим столом или просто чаще быть с ними. Для афганцев же это – повседневная реальность. 

Шамсия Хассани

Родилась в Тегеране (Иран) в 1988 году, гражданка Афганистана

Из серии

Я изучала классическое искусство в Кабульском университете, но мне самой хотелось следовать более современному подходу и создавать произведения искусства, несущие в себе определенный посыл. Я приняла участие в семинаре по граффити, организованном компанией "Комбат комьюникейшнз" под руководством британского художника Чу, и реально стала мыслить в этом направлении. Сегодня я работаю в основном как граффитист и уличный художник. Я по‑прежнему преподаю в университете, но в своем творчестве я свободна. Я путешествую и работаю в самых разных уголках мира: только что, например, я закончила роспись огромной стены в Лос‑Анджелесе.

Уличное искусство предназначено для всех и все могут им наслаждаться. Лично мне нравится рисовать на полуобрушенных стенах. Они несут на себе следы войны и разрушения и как таковые сами становятся частью моих произведений. Люди начинают забывать о войне, но я хочу о ней напоминать, изображать ее на стенах и, используя воспоминания о лихих годах, насыщать город колоритом.

Главный герой моих граффити – женщина. Она занимается самыми разными вещами, как герой какого‑то фильма. Она стремится изменить действительность к лучшему. Я хочу напомнить людям, что женщины могут выступать в разных ролях и что они могут быть частью общества.

Моя семья меня поддерживает, но они все время за меня беспокоятся. Женщине находиться на улице одной очень непросто. Тридцать минут – ничего страшного, но за полчаса я не могу нарисовать ничего качественного. Для этого мне нужно как минимум три или четыре часа. Иногда меня сопровождают мои друзья, но, конечно же, они не могут быть со мной все время, так что обычно я работаю одна и постоянно испытываю неуверенность насчет того, что может случится. Многие искусство не любят, они думают, что исламом оно запрещено. Мне помогает моя интуиция. Если я ощущаю какую‑то опасность, я тут же ухожу с улицы, даже если не успела закончить работу.

Я воспринимаю Афганистан как человека, погибшего на войне и возродившегося после нее. Он для меня как ребенок, которому требуется время, чтобы вырасти. Война оставила после себя множество проблем: инциденты со взрывными устройствами, гендерное неравенство, приставание на улицах, насилие в отношении женщин. Опосредованно художники могут помочь с этим бороться. Они способны менять менталитет отдельных людей, а отдельные люди могут менять общество в целом. Это – долгий и трудный процесс.