Климат, конфликт и гендерный вопрос
Мэри Робинсон, основатель Фонда Мэри Робинсон по противодействию изменению климата и председатель учрежденной Нельсоном Манделой "Группы мудрецов"/мировых лидеров, является страстным поборником гендерного равенства и принятия мер по противодействию изменению климата. Она – первая женщина, ставшая президентом Ирландии, Верховным комиссаром ООН по правам человека и спецпосланником Генерального секретаря ООН по изменению климата.
5 июля 2019 года она выступила в ходе организованной ОБСЕ в Вене дискуссии высокого уровня на тему о женщинах как жертвах и героях кризиса, вызванного изменением климата.
В своей жизни Вы занимались множеством разных дел. Что же побудило Вас стать страстным борцом с изменением климата?
Первым делом хочу сама признать, что за проблему изменения климата взялась очень поздно. Будучи Верховным комиссаром ООН по правам человека и занимаясь вопросами, касающимися социальных и экономических прав жителей африканских стран, я самым непосредственным образом сталкивалась с жалобами, касающимися прав человека, слыша от местного населения, особенно женщин, но и не только от них, о том, что они совершенно не могут понять, что происходит, и недоумевают: "Неужели это нас наказывает Господь?" Суть проблемы они излагали так: "Мы не знаем, когда сеять, мы не знаем, когда собирать урожай, долгие периоды засухи сменяются мощными наводнениями, которые разрушают школы", и т. д., и т. п. Именно об этих людях я написала в своей книге "Climate Justice: Hope Resilience and the Fight for a Sustainable Future".
Первым делом я постаралась вникнуть в правозащитные и гендерные проблемы. Затем, почитав научную литературу, я испытала самый настоящий шок. Еще больше я была потрясена, когда в октябре прошлого года мы получили суровый доклад Межправительственной группы экспертов по изменению климата, в котором говорилось об определенном в Париже целевом показателе потепления на 1,5 градуса. Доклад предостерегал о том, что существует большая разница между непревышением уровня в полтора градуса и повышением на целых два градуса. Потому что именно при при преодолении этой отметки начнут происходить по‑настоящему ужасные вещи: будут исчезать коралловые рифы, почти полностью растает ледяной покров в Арктике и начнется широкомасштабное таяние вечной мерзлоты, в результате чего в атмосферу будет выбрасываться не только углерод, но и гораздо более опасный метан. Ввиду этого ученые дали рекомендации и советы всему миру – а не только лишь малым островным государствам, – постараться не допустить повышения более чем на полтора градуса; мы все должны удержаться на этом рубеже.
Ученые говорят, что для этого нам необходимо к 2030 году сократить выбросы углерода на 45 процентов. В октябре прошлого года в нашем распоряжении было для этого 12 лет, а теперь остается 11. И я не наблюдаю понимания неотложности проблемы. Я не вижу, чтобы те, кто должен был бы, воспринимали эту проблему всерьез. На самом деле выбросы углерода в прошлом году возросли, и рост продолжается и в текущем году.
Мы видим последствия: мы видим жару, видим лесные пожары. Кроме того, мы наблюдаем все более быстрое приближение к пороговым значениям, превышение которых будет иметь необратимые последствия. Весьма тревожна ситуация в Арктике, равно как и в Антарктике. В августе я собираюсь посетить Гренландию, которая, как мне говорят, может стать своего рода "канарейкой" (тревожным сигналом о смертельной опасности), поскольку нижние слои льда, судя по всему, подтаивают еще быстрее, и это может привести к повышению уровня моря.
Затем, в мае с. г., мы получили еще один доклад об исчезновении видов, в котором говорится о том, что мы стоим на пороге массового вымирания биологических видов и уже стали свидетелями этого явления в значительных масштабах и что причиной всего этого является антропогенное изменение климата. И несмотря на все это понимания остроты проблемы до сих пор не видно.
Как такое понимание должно найти свое отражение в работе ОБСЕ?
Полагаю, что ОБСЕ как организация, занимающаяся главным образом проблемами безопасности в регионе, должна стать средоточием осознания научных данных об изменении климата и потенциальных последствий этого для конфликтных ситуаций.
В чем я сегодня весьма твердо убеждена, так это в том, что в свете двух упомянутых докладов и ввиду невозможности спорить с наукой нужно просто принять рекомендации тех, кто изучил проблему и представляет нам свои советы, предостерегает нас, поскольку в силу вышеизложенного Повестка дня на период до 2030 года более уже не носит сугубо добровольный характер, а парижское Соглашение по климату – почти добровольный. Оба эти документа стали обязательными к исполнению, потому что этого требует наука. И мы должны выполнять положения и того, и другого в полном объеме, ставя перед собой при этом гораздо более амбициозные цели.
Мы оказались в по‑настоящему кризисной ситуации. Что это значит с точки зрения конфликтов? Мы уже наблюдаем массовые перемещения людей из‑за засухи, вследствие масштабных наводнений и жары. Люди уже больше не могут оставаться там, где они жили раньше. И эта ситуация будет приобретать все большие масштабы. Вода будет становиться все более труднодоступным ресурсом. Мы будем сталкиваться со все новыми и новыми конфликтами. Хорошо, что Совет Безопасности ООН уделяет все большее внимание проблеме изменения климата. В этом вопросе наблюдается полная смычка.
Чем больше мы осознаем создаваемую изменением климата экзистенциальную угрозу, тем самоочевидней становятся последствия этого изменения для безопасности, и мы должны все четче подчеркивать эту взаимосвязь. ОБСЕ однозначно следует стараться учитывать климатический фактор при обсуждении конфликтов – и при этом также уделять значительное внимание гендерным вопросам, ибо все эти три измерения чрезвычайно актуальны.
Каким образом изменение климата сказывается именно на женщинах?
Существует множество исследований, которые свидетельствуют о том, что женщины в диспропорционально высокой степени страдают от погодно-климатических катастроф, таких, как циклоны или наводнения, поскольку они носят длинные юбки, не могут влезать на деревья, стараются собрать и защитить всех своих детей и погибают во время серьезных стихийных бедствий, кажется, в 14 раз чаще, чем мужчины.
Женщин и детей гибнет несоизмеримо больше. Они также страдают из‑за особенностей своей социально-бытовой роли. Женщины должны готовить еду, им приходится дальше ходить за водой, они вынуждены бороться со стрессами, обусловленными и без того тяжкими, нищенскими условиями существования, усугубляемыми подобного рода бедствиями и потрясениями, и справиться со всем этим у них просто не хватает сил.
И тем не менее, как я убедилась на собственном опыте, – и это мои герои – эти самые женщины, которые сталкиваются с подобными бедами, находят в себе силы и мужество, чтобы объединиться, начать с нуля, взять где‑то микрокредит, просить милостыню, сформировать группу единомышленников, начать сажать деревья, начать что‑то делать и таким образом повышать собственную способность противостоять жизненным невзгодам.
Именно они – главные герои моей книги. Кроме того, у меня есть подкаст под названием "Хитрые на выдумки", где мы размещаем записи интервью с выдающимися женщинами со всего мира, главным образом с юга, но в каждом подкасте бывают женщины и с юга, и с севера, и благодаря этому мы очень многое узнали о возможном прекрасном феминистском варианте решения этой созданной человеком проблемы.
Каких женщин Вы могли бы назвать в качестве наиболее вдохновляющих примеров борьбы с изменением климата?
Хотела бы рассказать о примерах, приведенных в моей книге. Первая, о ком в ней говорится, это Констанс Околлет из Уганды. В 2009 году она поняла, что начавшиеся ливни аномально обильны и серьезно затронут ее деревню, поэтому потом, когда началось наводнение, она покинула родной очаг и, спасаясь, бежала в другое место, находящееся на возвышенности на значительном удалении от дома. Когда же она и другие жители вернулись в свою деревню, то увидели, что почти все здания разрушены, в том числе и школа. Единственным зданием с уцелевшими стенами оказался ее собственный дом, поэтому в последующем вместе с ней в этом доме ночевали еще 26 человек, ее родственники, которым повезло меньше, чем ей. Она организовала группу женщин и стала пытаться как‑то исправить ситуацию.
В своей книге я вполне осознанно привожу два примера из Соединенных Штатов. Один из них касается парикмахера Шарон Хэндшо, которая пережила тропический ураган "Катрина". Я познакомилась с Шарон в Копенгагене, а она кроме того подружилась с Констанс, которая называла ее "девушка из Миссисипи". У Шарон был свой парикмахерский салон в восточной части г. Билокси на побережье, и к тому же ей не повезло быть афроамериканкой. Отец у нее – местный священник, а ее салон был популярным местом, куда женщины ходили, чтобы сделать маникюр, прическу и т. д. Ураган его полностью разрушил, разрушил ее дом. Федеральным агентством по чрезвычайным ситуациям ей был предоставлен трейлер, в котором она могла жить, но и ей пришлось заниматься унизительным попрошайничеством, чтобы не умереть с голоду, т. е. реально бороться за выживание, обретая таким образом способность сопротивляться невзгодам.
Второй американский пример – это история Патриции Кохрэн, коренной жительницы Аляски и местного ученого, которая наблюдала за размыванием береговой линии морем, в результате чего на ее глазах жители прибрежных деревень оказываются теперь вынуждены покидать свои дома, средств на что не выделяется, и как ученый она делится опытом своих многолетних наблюдений.
Еще одна история – это история Янни Стаффансон, живущей на севере Швеции женщины-оленевода, являющейся при этом выпускницей химического факультета Гётеборгского университета. Я познакомилась с ней в Париже, где она произнесла замечательную речь, а затем снова увидела ее в Европейском парламенте, где она тоже прекрасно выступила. Она рассказывает о том, насколько опасны перепады температуры для оленей и оленеводов. Дело в том, что в зимнее время олени способны учуять ягель под слоем снега толщиной во много футов, который они раскапывают копытами и таким образом добывают себе пищу. Но если погода меняется, становится теплее, а затем снова подмораживает, поверх снежного покрова образуется тонкий слой наледи, через который олени корм учуять не способны. Поэтому они вынуждены кочевать все дальше и дальше, а вместе с ними и оленеводы. Олени проваливаются сквозь тонкий лед, и оленеводы тоже часто из‑за этого гибнут или с трудом спасаются. Это – еще один пример кардинального изменения образа жизни находящихся в уязвимом положении общин.
Два года назад, когда я писала эту книгу, мне чуть ли не с трудом удавалось найти какие-либо уязвимые общины. Теперь же я могу отправиться в Испанию – и там столкнуться с лесными пожарами, поехать в Швецию – и обнаружить такие же пожары там: истина состоит в том, что подобные феномены уже не являются как ранее редкостью. Разрушительные стихийные бедствия все больше становятся обыденным явлением.